DRAKON.SU

«Я должен это сделать»: почему один из самых выдающихся мировых учёных в области искусственного интеллекта покинул США и перебрался в Китай


Сун-чунь Чжу в Пекинском университете, июль 2025 г.
Фотография: Шон Галлахер/The Guardian

В 2020 году, проведя полжизни в США, Сон-Чун Чжу взял билет в один конец в Китай. Теперь он, возможно, владеет ключом к победе в глобальной гонке искусственного интеллекта.

Чан Че
Вт, 16 сентября 2025 г., 06:00 по центральноевропейскому летнему времени

Делиться
Ктому времени, как Сон-Чун Чжу исполнилось шесть лет, он сталкивался со смертью больше раз, чем мог сосчитать. Или так ему казалось. Это было начало 1970-х, последние годы Культурной революции, и его отец владел деревенским магазином товаров для дома в сельской местности Китая . Делать было нечего, кроме как обрабатывать поля и изучать дома Мао Цзэдуна, поэтому магазин стал убежищем, где люди могли отдохнуть, восстановить силы и поделиться историями. Чжу вырос в этом магазине, впитав в себя трагедии всей жизни: друг семьи погиб в автокатастрофе, родственник от невылеченной болезни, истории о самоубийстве или голоде. «Это было действительно тяжело», — вспоминал недавно Чжу. «Люди были так бедны».

Молодой Чжу был одержим тем, что люди оставляют после себя после смерти. Однажды он наткнулся на книгу с генеалогическим древом своей семьи. Когда он спросил бухгалтера, почему в ней указаны даты рождения и смерти предков, но ничего не сказано об их жизни, тот буднично ответил, что они были крестьянами, поэтому записывать нечего. Ответ ужаснул Чжу. Он решил, что его судьба сложится иначе.

Сегодня, в свои 56 лет, Чжу является одним из ведущих мировых экспертов в области искусственного интеллекта. В 1992 году он покинул Китай и переехал в США, чтобы получить докторскую степень по информатике в Гарварде. Позже, в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе (UCLA), он возглавил один из самых плодовитых в мире центров исследований ИИ, завоевал множество крупных наград и получил престижные исследовательские гранты от Пентагона и Национального научного фонда. Он прославился своими новаторскими исследованиями в области обнаружения машинами закономерностей в данных, которые заложили основу для современных систем ИИ, таких как ChatGPT и DeepSeek. Он жил с женой и двумя дочерьми, родившимися в США, в доме на вершине холма на Малхолланд-драйв в Лос-Анджелесе. Он думал, что никогда не уедет.

Но в августе 2020 года, после 28 лет, проведённых в США, Чжу удивил своих коллег и друзей, внезапно вернувшись в Китай, где занял профессорские должности в двух ведущих пекинских университетах и ​​пост директора в государственном институте искусственного интеллекта. Китайские СМИ восхваляли его как патриота, помогающего родине в её стремлении к искусственному интеллекту. Позже американские законодатели потребовали объяснений, как спонсоры, такие как Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе и Пентагон, проигнорировали « тревожные признаки » связей Чжу с геополитическим соперником. В 2023 году Чжу стал членом высшего политического консультативного органа Китая, где предложил Китаю относиться к ИИ с той же стратегической срочностью, что и к программе создания ядерного оружия.

Путь Чжу из сельской местности Китая к руководству одной из ведущих американских лабораторий искусственного интеллекта был одновременно невероятным и частью гораздо большей истории. В течение почти столетия самые яркие научные умы мира тянулись к США как к месту, где они могли лучше всего продвигать свои исследования. Работа этих новоприбывших помогла обеспечить доминирование США в таких технологиях, как ядерное оружие, полупроводники и ИИ. Сегодня эта эпоха, похоже, подходит к концу. Дональд Трамп демонтирует те самые аспекты американского общества, которые когда-то делали его столь привлекательным для международных талантов. Он прекратил финансирование исследований и попытался запугать ведущие университеты, которые его администрация рассматривает как враждебные учреждения. По мере роста напряженности в отношениях между США и Китаем студенты и преподаватели китайского происхождения в США столкнулись с дополнительным давлением. В качестве отсылки к «красной угрозе» 1950-х годов китайские студенты и преподаватели были задержаны и депортированы , а их визы аннулированы.

Даже когда администрация Трампа осаждает основы американской науки, она трубит о своих планах превзойти своего китайского конкурента в области ИИ. В июле Трамп объявил о создании «центра ИИ» стоимостью 90 миллиардов долларов в Пенсильвании, а также о национальном плане, разработанном в тесном сотрудничестве с лидерами технологий Кремниевой долины, по доминированию во всех аспектах ИИ во всем мире, от инфраструктуры до управления. «Америка — страна, которая начала гонку ИИ», — сказал Трамп. «Я здесь сегодня, чтобы объявить, что Америка ее победит». Месяц спустя Китай представил свой собственный план , пообещав интегрировать ИИ в саму суть своей экономики, от автоматизации производства до ухода за пожилыми людьми.

В своем щедро финансируемом Пекинском институте общего искусственного интеллекта Чжу — один из немногих, кому китайское правительство доверило продвигать вперед ИИ. Его идеи теперь формируют учебные программы бакалавриата и информируют политиков. Но его философия разительно отличается от преобладающей в США парадигмы. Американские компании, такие как OpenAI, Meta и Anthropic, в совокупности инвестировали миллиарды долларов, исходя из того, что, обладая достаточным объемом данных и вычислительной мощностью, модели, построенные на нейронных сетях — математических системах, в общих чертах основанных на нейронах мозга, — могут привести человечество к Святому Граалю общего искусственного интеллекта (ОИИ). В широком смысле, ОИИ означает систему, способную выполнять не только узкие, но и любые задачи на уровне, сопоставимом или превосходящем уровень самых умных людей. Некоторые специалисты в области технологий также рассматривают ОИИ как поворотный момент, когда машины обретут способность к безудержному самосовершенствованию. Они считают, что большие языковые модели, работающие на нейронных сетях, могут быть «взлету» через пять-десять лет.

Чжу настаивает, что эти идеи построены на песке. Признаком настоящего интеллекта, утверждает он, является способность рассуждать о достижении цели с минимальными входными данными — то, что он называет подходом «малые данные, большая задача», по сравнению с подходом «большие данные, маленькая задача», используемым большими языковыми моделями, такими как ChatGPT. Команда Чжу недавно заявила, что ИИ характеризуется такими качествами, как находчивость в новых ситуациях, социальная и физическая интуиция и понимание причины и следствия. Большие языковые модели, считает Чжу, никогда не достигнут этого. Некоторые эксперты по ИИ в США аналогичным образом подвергли сомнению преобладающую ортодоксальность в Кремниевой долине, и их взгляды стали громче в этом году, поскольку прогресс ИИ замедлился, а новые релизы, такие как GPT-5 , разочаровали. Нужен другой путь, и именно над этим Чжу работает в Пекине.

В нынешней гонке за ИИ сложно отделить чисто интеллектуальные исследования от вопросов геополитики. Выбор исследователями своего направления работы стал вопросом с высокими ставками. Однако для некоторых учёных азарт интеллектуальных исследований, а также перспектива личной славы, могут оказаться важнее стремления к национальной выгоде. Марк Ницберг, друг Чжу на протяжении 20 лет и однокурсник по Гарварду, был удивлён внезапным возвращением Чжу в Китай. «Я спросил его: „Ты уверен, что хочешь этим заниматься?“», — рассказал мне Ницберг. Возвращение, сказал он Чжу, может сделать его «вектором», который поможет Китаю доминировать в области ИИ. По воспоминаниям Ницберга, Чжу ответил: «Они дают мне ресурсы, которые я никогда не смог бы получить в Соединённых Штатах. Если я хочу создать систему, которую задумал, то это возможность, выпадающая раз в жизни. Я должен это сделать».

Почти все, кто знает Чжу на Западе, задавали мне один и тот же вопрос: вы были в его кабинете? Расположенный за озером Вэймин на северной стороне кампуса Пекинского университета, он словно построен специально для того, чтобы ослеплять посетителей. Решетчатые деревянные ворота отмечают вход, за которыми вы попадаете в резиденцию во внутреннем дворе, которую Чжу использует для лекций и семинаров. Там его помощники жестом указывают вам на конец коридора, где задняя дверь выходит на захватывающий дух пейзаж из скал, ручьев и гранатовых деревьев. Другой резиденция во внутреннем дворе находится на другом берегу ручья, на отдельном острове, куда можно попасть по каменному мостику. Это и есть «офис» Чжу.

Однажды весенним утром, когда я был у него в гостях, Чжу любовался своей флорой, ворча, что его ручей накануне был замутнен ливнем. Я спросил его, кто ухаживает за территорией. «У нас целая команда», — сказал он, указывая на группу мужчин, только что вошедших во двор. Напротив кабинета Чжу, на другом берегу ручья, находится стеклянный зал для совещаний, где он принимает посетителей. Мы сидели там, и Чжу начал рассказывать о своей жизни, проведенной на стыке двух сверхдержав.

Чжу родился в 1969 году недалеко от Эчжоу, древнего речного порта на Янцзы, и был младшим из пяти детей. Когда он был совсем маленьким, в его деревню прибыла волна интеллигенции, чтобы пройти «перевоспитание», в рамках общенациональной кампании Мао по перестройке «буржуазного мышления» посредством каторжного труда. По ночам, при свете свечей и керосиновых ламп, учителя, священники и выпускники колледжей проводили салоны возле магазина товаров для дома, где работал отец Чжу. Чжу слушал, как они обсуждали все: от растущего участия Советского Союза в Афганистане до выборов в США. «К тому времени, как я пошел в начальную школу, я чувствовал, что хорошо понимаю, что происходит в Китае и мире», — сказал мне Чжу. Он знал, что не хочет оставаться в родном городе и работать в магазине своего отца.

После смерти Мао в 1976 году реформаторы взяли под свой контроль Коммунистическую партию, и вскоре научное образование заменило Маркса в качестве новой религии. Чжу был лучшим учеником в своей местной средней школе и поступил в один из лучших университетов страны, Университет науки и технологий Китая ( USTC ) в городе Хэфэй, где он специализировался в области компьютерных наук. К 1986 году, когда Чжу начал обучение, отношения между США и Китаем нормализовались, и некоторые из его профессоров были среди первой группы китайских ученых, отправленных с финансируемыми государством визитами в США. Они привезли целые горы книг для перевода. «В то время мы видели в Америке маяк, собор науки», — сказал Чжу.

Среди импортированных книг была «Зрение » Дэвида Марра, британского нейробиолога, который, как известно, разложил человеческое зрение – биологический процесс – на математические модели. Работа Марра предполагала, что однажды машины смогут «видеть» мир так же, как люди. Чжу был захвачен этой идеей. С тех пор он мечтал о картографировании интеллекта – того, как мы думаем, рассуждаем и выносим моральные суждения – с математической точностью физика, изучающего космос. Создание ИИ было для него не конечной целью, а частью его более глубокого стремления: найти «теорию всего» для разума.

Известно, что за последние годы Чжу дважды плакал на публике. Первый раз это случилось, когда он рассказывал студентам историю своего поступления в Гарвард. В 1991 году, когда Чжу окончил USTC, он был настолько беден, что не мог позволить себе регистрационный взнос, требуемый американскими университетами. Он все равно подал заявление, не заплатив взносы, хотя и не в самые элитные вузы страны — он не осмелился. В любом случае, ему без колебаний отказали. В следующем году один из его профессоров предположил, что Чжу снова подал заявление, и что вузы Лиги плюща, у которых больше денег, могут не беспокоиться об отсутствии регистрационного взноса. Несколько месяцев спустя он был поражен, получив толстый желтый конверт из Гарварда, в котором ему предлагали полную стипендию на докторскую программу университета в области компьютерных наук. «Это изменило мою жизнь», — сказал Чжу.

Сун-Чун Чжу в саду возле своего офиса в Пекинском университете, 10 июля 2025 года.
Просмотреть изображение в полноэкранном режиме
Сун-Чун Чжу в саду возле своего офиса в Пекинском университете, 10 июля 2025 года. Фотография: Шон Галлахер/The Guardian
Человеком, ответственным за это, был Дэвид Мамфорд, отмеченный наградами математик и лауреат премии Филдса, который несколькими годами ранее начал работать над компьютерным зрением, областью ИИ, сосредоточенной на том, чтобы позволить машинам распознавать и обрабатывать визуальную информацию. Когда Мамфорд наткнулся на кандидата из центрального Китая, который поддерживал «теорию всего» для интеллекта и называл Марра своей музой, он был очарован. «Я был просто ошеломлен его видением и тем, как он собирался подойти к ИИ таким всеобъемлющим образом», - сказал мне Мамфорд. В интервью 2020 года Мамфорд, который стал советником Чжу, упомянул момент, когда он понял, что «имеет дело с чем-то особенным». Чжу сдал часовой экзамен, но оставил один вопрос пустым. Не потому, что он был сложным, а потому, что он был слишком простым. «Он сказал: "Это смешно", - вспоминал Мамфорд, - «но на все остальное он ответил идеально».

Во время наших бесед этой весной Чжу, казалось, ассоциировал Гарвард с Соединёнными Штатами, о которых он мечтал в юности: открытой лабораторией, где деревенщина из сельской местности Китая могла, проявив достаточную смекалку, воплотить в реальность технологические чудеса. Это были США Эдисона и Эйнштейна, страна, которая радушно приняла еврейских физиков, бежавших из гитлеровской Германии, и предоставила им убежище, достоинство и лаборатории в Лос-Аламосе. В глазах Чжу это была страна, где интеллект и амбиции ценились выше расы, идеологии и национальности. В Гарварде он никогда не чувствовал себя не в своей тарелке, хотя иногда его новый дом вызывал недоумение. Однажды он спросил своего однокурсника Ницберга, почему никто не собирает яблоки с деревьев вокруг кампуса Гарварда. Он считал это пустой тратой еды.

Только в 1997 году Чжу пережил настоящий культурный шок в США. После получения докторской степени в Гарварде и непродолжительной работы в Университете Брауна он приехал в Стэнфорд, чтобы работать преподавателем. Его сопровождала жена Дженни, бывшая однокурсница по USTC, на которой он женился в 1994 году. В то время залив был полон волнений из-за доткомов. Yahoo недавно вышла на Уолл-стрит, и венчурные капиталисты толпились вокруг кампуса. Два аспиранта кафедры Чжу, Ларри Пейдж и Сергей Брин, только что создали поисковую систему под названием google.com. В то время как студенты стекались на курсы по веб-разработке, более теоретические занятия Чжу по распознаванию образов с трудом вызывали большой интерес. Для него это был удручающе момент. «В Гарварде всё сводилось к пониманию. Их логотипом были три книги», — сказал он мне. Но логотип Стэнфорда — буква «S» за деревом — был похож «на знак доллара».

Чжу провёл год в Стэнфорде, прежде чем перейти в Университет штата Огайо, культура которого показалась ему неамбициозной и провинциальной, а затем в 2002 году в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, где он получил постоянную должность в возрасте 33 лет. В том же году Дженни родила их вторую дочь, Чжу И, а годом позже он получил премию Марра, высшую награду в области компьютерного зрения. Коллеги сравнивали его со Стивом Джобсом за его целеустремлённость и нетерпимость к посредственности. Когда я спросил одного из его коллег в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе о том, каково это — работать с Чжу, он сказал: «Я как будто нахожусь на передовой поля боя. Мы не садимся за чашечкой кофе и не говорим о жизни или наших семьях. Такого никогда не бывает. Всегда только работа и исследования».

За 18 лет работы Чжу в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе его область исследований претерпела практически невообразимые изменения. Примерно первую половину этого периода он был ведущей фигурой в мейнстриме искусственного интеллекта. Однако во второй половине он всё больше разочаровывался в нём. Поговорите с разными людьми, и они выдвинут разные теории о том, почему Чжу в конечном итоге решил покинуть США, но нет никаких сомнений в том, что на него, по крайней мере отчасти, повлияло его интеллектуальное отчуждение от области, которую он когда-то помог сформировать.

Отношения Чжу с так называемыми «крестными отцами ИИ» — такими фигурами, как Джеффри Хинтон , Йошуа Бенджио и Янн Лекун — мягко говоря, сложные. Однако было время, когда все они были примерно на одной странице. Привлеченные общей целью создания интеллектуальных машин, они считали визуальное восприятие ключевой проблемой для решения. До конца 1980-х и 90-х годов самым популярным способом заставить компьютеры «видеть» были инструкции, написанные вручную. Например, чтобы идентифицировать рукописную цифру, исследователь писал компьютеру подробные инструкции, описывая каждый сценарий, где линии и штрихи соответствовали этой цифре. Этот основанный на правилах подход был хрупким — незначительные изменения в почерке могли нарушить логику.

Затем последовала череда прорывов. В конце 1980-х годов Лекун, тогда ещё исследователь в Bell Labs компании AT&T, разработал мощную нейронную сеть, которая научилась распознавать рукописные почтовые индексы, обучаясь на тысячах примеров. Параллельные разработки вскоре развернулись в Гарварде и Брауновском университете. В 1995 году Чжу и группа исследователей начали разрабатывать вероятностные методы, которые могли бы научиться распознавать узоры и текстуры (пятна гепарда, трава и т. д.) и даже генерировать новые примеры этих узоров. Это были не нейронные сети: представители «школы Гарварда-Брауна», как Чжу называл свою команду, рассматривали зрение как проблему статистики и опирались на такие методы, как «байесовский вывод» и «марковские случайные поля». Эти две школы говорили на разных математических языках и имели философские разногласия. Но их объединяла общая базовая логика: данные, а не вручную написанные инструкции, могли бы обеспечить инфраструктуру для машинного восприятия мира и воспроизведения его узоров, – эта логика существует в современных системах искусственного интеллекта, таких как ChatGPT.

В конце 1990-х и начале 2000-х годов Чжу и школа Гарвард-Браун были одними из самых влиятельных голосов в области компьютерного зрения. Их статистические модели помогли убедить многих исследователей в том, что нехватка данных является ключевым препятствием для прогресса ИИ. Чтобы решить эту проблему, в 2004 году, через два года после начала работы Чжу в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, Чжу и один из руководителей Microsoft основали Институт Lotus Hill в родном городе Чжу, Эчжоу, Китай. Исследователи аннотировали изображения повседневных предметов, таких как столы и чашки, в их физическом контексте и вводили их в большой набор данных, который можно было использовать для обучения мощной статистической модели. Lotus Hill был одной из первых попыток создания крупномасштабных наборов данных, необходимых для улучшения и тестирования систем ИИ.

Однако к 2009 году Чжу утратил веру в подход, основанный на данных. Его команда из Lotus Hill аннотировала более полумиллиона изображений, но Чжу беспокоила простая проблема: то, какая часть изображения аннотировалась, зависело, пусть и довольно произвольно, от задачи, которую должна была выполнить машина. Если задача заключалась в том, чтобы определить, какую чашку должен взять робот, положение ручки могло быть критически важным. Если же задача заключалась в оценке рыночной стоимости чашки, то такие детали, как бренд и материал, имели большее значение. Чжу считал, что по-настоящему обобщаемый интеллект должен быть способен «мыслить» за пределами данных. «Если вы тренируетесь, например, на книге, ваша машина может научиться говорить, но почему мы произносим эти слова? Как мы пришли к тому, чтобы их произносить?» — объяснил мне Чжу. Отсутствовал более глубокий уровень познания. В 2010 году Чжу закрыл институт. Вместо этого он поставил себе цель создать агентов с «когнитивной архитектурой», способных рассуждать, планировать и развиваться в своем физическом и социальном контексте, имея в распоряжении лишь небольшие объемы данных.

Он выбрал самое неподходящее время. Примерно в то же время доцент Принстонского университета Фэй-Фэй Ли выпустила ImageNet – более крупный набор данных, содержащий более 3 миллионов размеченных изображений обычных объектов, таких как собаки, стулья и велосипеды. (Ли посетила семинар в Институте Лотус Хилл и позже назвала Чжу одним из источников своего влияния.) ImageNet был общедоступным, а его размер и относительная простота позволили исследователям в области ИИ тестировать и оттачивать свои алгоритмы распознавания изображений. Осенью 2012 года нейронная сеть, разработанная Хинтоном и его командой, разгромила конкурентов ImageNet, закрепив доминирование нейронных сетей и положив начало глобальной волне внедрения ИИ, которая продолжается и по сей день.

«Как только я отвернулся от больших данных, они взорвались», – написал Чжу несколько лет спустя в послании своему наставнику Мамфорду. Наиболее откровенное столкновение между Чжу и школой нейронных сетей произошло в 2012 году, всего за несколько месяцев до триумфа последней с ImageNet. В то время Чжу был председателем CVPR, ведущей конференции по компьютерному зрению в США, и в том году статья, посвящённая нейронным сетям, написанная в соавторстве с Лекуном, была отклонена. Лекун написал гневное письмо в комитет, назвав рецензии «настолько нелепыми», что он не знал, как «начать писать опровержение, не оскорбив рецензентов». Даже сегодня Чжу утверждает, что рецензенты были правы, отклонив статью Лекуна. «Теоретическая работа была нечистой», – сказал он мне. «Расскажите мне точно, что вы делаете. Почему она так хороша?» Вопрос Чжу затрагивает суть его проблемы с нейронными сетями: хотя они невероятно хорошо справляются со множеством задач, сложно понять, почему. По мнению Чжу, это способствует формированию культуры самоуспокоенности и менталитета «производительность любой ценой». Более совершенная система, по его мнению, должна быть более структурированной и ответственной. Либо она сама, либо её создатель должны быть способны объяснить свои реакции.

Каковы бы ни были сомнения Чжу, победа ImageNet спровоцировала золотую лихорадку в области искусственного интеллекта, и многие пионеры нейронных сетей были отмечены за свои работы. Хинтон впоследствии присоединился к Google. Лекун перешёл в Meta, а Илья Суцкевер, соавтор нейронной сети, победившей в ImageNet, помог основать OpenAI. В 2018 году Хинтон и Лекун, наряду с Бенджио, разделили премию Тьюринга — самую престижную награду в области компьютерных наук — за свои работы в области нейронных сетей. В 2024 году Хинтон стал одним из солауреатов Нобелевской премии по физике за «основополагающие открытия и изобретения, которые делают возможным машинное обучение с использованием искусственных нейронных сетей».

В письме Мамфорду Чжу утверждал, что «не сожалеет» о выбранном пути. Однако ему было горько от того, что команда Хинтона, по его мнению, пожинала плоды его ранних исследований. Статистические модели и алгоритмы, разработанные Гарвардско-Брауновской школой в 1980-х и 1990-х годах, сказал мне Чжу, «заложили основу для более поздних моделей глубокого обучения и больших языковых моделей». Хинтон и его команда «не признавали этого», утверждал он. Давний коллега Чжу из США, пожелавший остаться анонимным из-за опасений преследования со стороны правительства США, оспорил интерпретацию Чжу. Чжу заслуживает большего признания, сказал он, как один из первых сторонников парадигмы, основанной на данных, в компьютерном зрении, но команда Хинтона разработала алгоритмы, которые усовершенствовали этот подход и позволили его масштабировать. (Хинтон и Бенжио отказались от комментариев. Лекун не ответил на запросы о комментариях.)

В середине-конце 2010-х годов, когда нейронные сети добились поразительного прогресса в решении проблем от распознавания лиц до диагностики заболеваний, Чжу читал философию (конфуцианцы «понимают мир гораздо лучше, чем исследователи ИИ», как он мне сказал), и тихо работал над своей когнитивной архитектурой. Он шел одиноким путем. В 2019 году Чжу снова был генеральным председателем конференции CVPR. Когда он читал представленные статьи, его сердце сжалось. Почти все они были сосредоточены на том, чтобы выжать постепенные выгоды из нейронных сетей для решения узких задач. К этому времени оппозиция Чжу нейронным сетям стала инстинктивной. Бывший докторант Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе вспоминал, как Чжу несколько раз ругал его за то, что он тайком протащил нейронные сети в свои статьи. Его ближайшее окружение научилось избегать запрещенных фраз — «нейронные сети», «глубокое обучение», «трансформатор» («Т» в GPT). Однажды, во время общего собрания в стартапе из Лос-Анджелеса, основанном Чжу, новичок случайно добавил в свою презентацию слайд о глубоком обучении. По словам одного из присутствовавших, Чжу раскритиковал его перед всей компанией. (Чжу сказал мне, что это «преувеличение».)

«Когда у него появляется видение», — с некоторой долей преуменьшения сказал мне давний соратник Чжу, — «он очень твердо убежден в своей правоте».

По мере того, как идеи Чжу отодвигались на задний план в сфере искусственного интеллекта, общий климат для китайских учёных в США также становился менее благоприятным. Напряженность между двумя странами росла. В Китае Си Цзиньпин силой укрепил свои вооружённые силы, обеспечив им доминирующее положение в Южно-Китайском море, и издал внутрипартийные указы, предостерегающие от принятия «западных ценностей». Во время первого президентства Трампа США объявили Китай своим главным стратегическим конкурентом, развязали торговую войну и внесли китайские технологические компании в чёрный список . При Джо Байдене США сохраняли столь же жёсткий подход к Китаю.

Хотя мировые державы регулярно шпионят друг за другом, в последние годы официальные лица США были встревожены масштабами шпионских кампаний Китая. В 2018 году министерство юстиции запустило «Китайскую инициативу» — программу по противодействию краже коммерческих секретов и предполагаемому шпионажу в кампусах США. Критики программы утверждали, что она основывалась на расовом профилировании . Более 100 профессоров китайского происхождения были расследованы по обвинению в краже конфиденциальных технологий. Большинство из тех, кому были официально предъявлены обвинения, были сняты или отклонены, и лишь немногие были признаны причастными к прямой краже интеллектуальной собственности. Усилия эпохи Трампа изменили отношения между китайскими учеными и США. Согласно известному академическому исследованию , обратная миграция почти удвоилась для опытных китайских ученых, проживающих в США после 2018 года.

В конце 2018 года Чжу начал получать звонки от репортёра новостного сайта The Information, посвящённого Кремниевой долине, с вопросом о гранте в размере 150 000 долларов, который он недавно получил от Huawei, китайского телекоммуникационного гиганта. В том же месяце США объявили Huawei угрозой национальной безопасности. Чжу рассказал мне, что деньги Huawei были предоставлены без каких-либо условий и что он использовал их для финансирования исследований своих аспирантов. Стремясь покончить с этим вопросом, он заявил репортеру, что больше не будет принимать никаких пожертвований от компании. «Сейчас китайско-американские отношения токсичны», — сказал он тогда. «Мы оказались в эпицентре этой ситуации».

По мере ухудшения отношений между США и Китаем Чжу становилось всё труднее получать финансирование для исследований в области искусственного интеллекта, значительную часть которого ранее финансировали американские военные. Он утверждает, что его никогда не допрашивали федеральные агенты, а также пограничники США, в отличие от его бывших аспирантов, которые сталкивались с подобными ситуациями. По словам Ницберга, после начала программы «Китайская инициатива» некоторые студенты Чжу настолько привыкли к задержкам в иммиграционной службе, что закладывали дополнительные часы в аэропорту в бюджет, чтобы организовать поездки на конференции.

Традиционные русские деревянные куклы, изображающие председателя КНР Си Цзиньпина и президента США Дональда Трампа.
Просмотреть изображение в полноэкранном режиме
«Китайская инициатива» первого президентского срока Дональда Трампа изменила отношения между китайскими учёными и США. Фото: Дмитрий Ловецкий/AP
В этой атмосфере, где Китай стал рассматриваться как прямой конкурент – или даже угроза – США, научные связи с Китаем, которые долгое время считались нормой, теперь оказались под подозрением. Во многом это основывалось на заблуждениях относительно того, как на самом деле работают академические исследования, но также верно и то, что на протяжении десятилетий китайское правительство поощряло своих американских учёных возвращаться в Китай, разворачивая инициативы по их набору. Самая известная из них, План «Тысяча талантов» , стала широко ассоциироваться со шпионажем и кражей интеллектуальной собственности. В 2024 году Майк Галлахер, председатель Комитета Палаты представителей по Китаю, запросил документы у Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и федеральных агентств, задавая вопрос, почему Чжу получил миллионы долларов федерального финансирования, несмотря на то, что он якобы также получал финансирование по Плану «Тысяча талантов» и выполнял «роль научного руководителя и исследователя в Пекинском технологическом институте, известном китайском университете, который имеет «заявленную миссию поддержки военных исследований и оборонной промышленности Китая»».

Во время моего второго визита в офис Чжу в мае мы обсудили эти обвинения. Секретарь наливала нам чай, подливая его сразу же, как только чашки опустели. Чжу отрицал какую-либо связь с Пекинским технологическим институтом, но признал, что был соруководителем аспиранта оттуда, работавшего в Lotus Hill. Он также рассказал мне, что в 2009 году, когда он работал в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, его команда Lotus Hill подала заявку на грант в местную программу поддержки талантов от правительства Эчжоу, который он использовал для субсидирования зарплат исследователей. (Это, по его словам, не было частью программы «Тысяча талантов». Национальная программа породила множество местных вариантов, которые заимствовали название, чтобы привлечь ведущих учёных в свои регионы.) Он добавил, что в работе по аннотированию изображений, проведённой там, не было ничего «деликатного». По его словам, финансирование прекратилось после того, как он закрыл институт в 2010 году. Отвечая на вопрос, почему он решил разместить институт в Китае, Чжу назвал ту же причину, что и тысячи других американских предприятий, созданных в Китае в эти годы: дешевая рабочая сила.

По словам Чжу, именно летом 2020 года, в первые месяцы пандемии COVID, он принял решение покинуть США. Он объяснил это недовольством направлением развития сообщества искусственного интеллекта и американской политикой – как левым кампусным прогрессивизмом, так и крестовыми походами за национальную безопасность эпохи Трампа. Сказывался и личный фактор. Его младшая дочь, Чжу И, – фигуристка, которую в 2018 году пригласили выступать за Китай на зимних Олимпийских играх 2022 года в Пекине. К 2019 году она стала гражданкой Китая и выступала и тренировалась с китайской сборной в Пекине.

Чжу рассказал мне, что на момент решения уйти у него не было предложений о работе от китайских учреждений. К осени ему предложили должность профессора в Пекинском университете и Университете Цинхуа. Затем город Пекин согласился спонсировать институт искусственного интеллекта, которым руководил Чжу. Этот институт получил название Пекинский институт общего искусственного интеллекта (BigAI).

Однако два источника, знакомых с ситуацией, оспорили хронологию Чжу. Они говорят, что разговоры между Чжу и членами пекинского муниципального правительства начались раньше — в начале 2018 года — и что они касались не только его возможного переезда в Китай, но и его младшей дочери. В январе 2018 года Чжу И выиграла титул новичка на чемпионате США по фигурному катанию. Вскоре после этого Олимпийский комитет Китая завербовал ее в ту же группу, что и Эйлин Гу, лыжницу-фристайлистку. После нескольких неудач во время ее олимпийского дебюта некоторые интернет-комментаторы усомнились в том, что Чжу И была разменной монетой для своего отца. Когда я спросил об этом Чжу, он назвал онлайн-спекуляции «совершенно неверными» и «не тем, как все устроено в Китае». Он признал, что обсуждал набор своей дочери с китайскими чиновниками в начале 2018 года, но отрицал, что его возвращение когда-либо обсуждалось в этих разговорах. (В феврале спортивное бюро города Пекина опубликовало свой бюджет на 2025 год, сообщив, что оно выделило 6,6 млн долларов исключительно на поддержку подготовки Эйлин Гу и Чжу И к зимним Олимпийским играм 2026 года.)

В августе 2020 года Чжу вылетел в Китай с билетом в один конец. Многие его коллеги и аспиранты Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе не знали о его планах отъезда до самого отъезда. Он даже скрыл своё решение от старшей дочери, которая жила в районе залива Сан-Франциско. Чжу объяснил свою скрытность политической нестабильностью. Трамп называл COVID-19 «кунг-гриппом», а число преступлений на почве ненависти против китайцев резко возросло. Я понял, что Чжу имел в виду, что не хотел стать козлом отпущения за своё решение о переезде. Он понимал, что его личный выбор имеет большее геополитическое значение.

Утром в день отъезда из США Чжу стоял у дома с чемоданом в руках, глядя на залитые солнцем холмы Лос-Анджелеса. На краю подъездной дорожки он обернулся и остановился, чтобы полюбоваться своим розарием. Это было всё, о чём он мог мечтать в детстве, слушая истории о мире за пределами своей деревни. Теперь он прощался.

Второй раз, когда Чжу, как известно, плакал — он предпочитает говорить «был тронут эмоционально» — был, когда смотрел документальный фильм со своими учениками о жизни Цянь Сюэсэня . Родившийся в Китае и получивший образование в Массачусетском технологическом институте ученый-ракетчик работал над Манхэттенским проектом и помогал разрабатывать первые в США управляемые баллистические ракеты. В эпоху Маккарти власти США аннулировали допуск Цяня к секретной информации и держали его под домашним арестом по подозрению в шпионаже. Никаких доказательств, подтверждающих эти обвинения, не появилось, и в 1955 году его отправили обратно в Китай в обмен на американских военнопленных. Вернувшись в Китай, Цянь возглавил серию военных и технологических прорывов, которые помогли превратить страну в сверхдержаву, которой она является сегодня. В рамках программы «Две бомбы, один спутник», которую он возглавлял, Китай разработал возможность запуска баллистических ракет, которые могли бы поразить США.

В США история Цяня цитировалась как поучительная история американского самосаботажа, напоминание о том, как антикоммунистическая паранойя отвратила блестящий ум. В официальной китайской версии Цянь был бескорыстным патриотом, который добровольно отказался от комфортной жизни в США, чтобы служить своей отсталой стране. В 1980-х годах имя Цяня было нарицательным среди начинающих учёных, таких как Чжу, и после возвращения самого Чжу в Китай параллели стали очевидны. В 2023 году Чжу предложил высшему политическому консультативному органу Коммунистической партии рассматривать ИИ в стиле программы «Две бомбы, один спутник», то есть централизованно координируемого плана сверху вниз для ускорения исследований ИИ. Когда я спросил его об этом предложении, его ответ был сдержанным. «В США мы, учёные, всегда соглашались, что хотим начать Манхэттенский проект для ИИ», — сказал он. «Китаю тоже следует иметь централизованный план развития ИИ. Это естественно, в этом нет никакого секрета».

Чжу начал рассказывать историю Цяня своим студентам в Пекине, хотя неясно, какую версию он делает — версию учёного, преданного своей новой родиной, или версию китайского патриота. Когда я спросил его, имеет ли значение, кто победил в гонке за ИИ — США или Китай, — он замолчал. «Хочу ли я, чтобы победили люди из Кремниевой долины? Скорее всего, нет». Он хотел, чтобы победила самая этичная версия ИИ, сказал он.

Пока мы разговаривали, Чжу отметил, насколько пророческим сейчас выглядит его уход, учитывая политику выжженной земли второй администрации Трампа. В одном недавнем опросе трое из четырех ученых в США заявили, что рассматривают возможность ухода. Многие лидеры ИИ, включая Лекуна, высказывались о том, как сокращение Трампом бюджета на научные исследования нанесет ущерб их работе. Китайские университеты извлекли выгоду из этого исхода, привлекая студентов из Гарварда и исследователей, потерявших работу после недавних сокращений федерального бюджета. (ЕС делает то же самое .) В мае госсекретарь США Марко Рубио пригрозил « агрессивно отозвать » китайские студенческие визы. А в рамках возрождения риторики «Китайской инициативы» республиканцы внесли законопроект, который, по их словам, «будет противодействовать злонамеренным амбициям Китая украсть американские исследования».

Среди американских правых часто повторяется, что США утратили свои амбиции, которые когда-то воплощались в Манхэттенском проекте или миссиях «Аполлон», и что они отстают. Китайские электромобили проносятся по сельской местности Европы, а американские аптеки сильно зависят от китайских ингредиентов. Китай превзошел США по количеству авторов статей в научно-технических журналах, и этот разрыв, вероятно, будет увеличиваться. Каждый год китайские университеты заканчивают в четыре раза больше студентов по специальности «Stem», чем в США. Опасность заключается в том, что, отгоняя международные таланты, США рискуют свести на нет одно из своих некогда преимуществ перед конкурентами. («Мои аспиранты в Пекинском университете как минимум на одном уровне с аспирантами из Массачусетского технологического института и Стэнфорда», — с гордостью сказал мне Чжу.) Открытость лучшим умам мира — это то, что помогло США завоевать лидерство в гонке за ИИ, а также в бесчисленном множестве других областей.

Когда Чжу покинул США, его коллеги опасались, что его исследования в Китае утратят свою независимость. Чжу, напротив, заявил, что чувствует себя более свободным, сосредоточившись на своих исследованиях в Пекине. Формально его коллеги, работающие в США, были правы: в Китае нет разделения между государством и исследовательскими институтами. Однако на практике китайские ученые, как правило, пользуются значительной автономией, и если они работают в области стратегически важного значения, огромные ресурсы могут быть направлены в их пользу. За пять лет, прошедших с момента переезда в Пекин, Чжу получил несколько сотен миллионов долларов на финансирование исследований из китайских источников, по словам двух человек, близких к нему. Соглашение с государством похоже на длинный и свободный поводок — большую часть времени он слабо натянут, но его можно натянуть или затянуть по прихоти партии.

В США учёные, которые, в принципе, никогда не были связаны, теперь внезапно ощутили на себе рывок со стороны администрации Трампа. Миллиарды долларов финансирования исследований были приостановлены до тех пор, пока университеты не согласятся на то, что президент Гарвардского университета назвал «прямым государственным регулированием» «интеллектуальных условий» университета. В марте Колумбийский университет согласился на новый надзор за своими кафедрами Ближнего Востока, Южной Азии и Африки. Тони Чан, бывший президент Гонконгского университета науки и технологий и бывший декан факультета Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, имеет опыт работы в обеих университетских системах. Он сказал мне, что то, что он видит сейчас в США, хуже всего, что он когда-либо видел в Китае. «Раньше мы могли чётко заявить, что американские университеты независимы от политиков. В этом было преимущество американской академической системы», — сказал мне Чан. «Я больше не могу так говорить».

Ив Китае, и в США Чжу имеет репутацию жёсткого академического руководителя со строгими интеллектуальными ортодоксальностями. По словам его нынешних студентов в Пекине, у него есть излюбленный рефрен, теперь увековеченный в виде гифки, которая циркулирует в их групповых чатах: «Если вы сделаете это снова, вас уволят!» Другими словами, Чжу нелегко поколебать. Поэтому, когда OpenAI представила ChatGPT в 2022 году, и большая часть китайского технологического сектора была ошеломлена — один из основателей китайского ИИ признался, что чувствовал себя «потерянным» и «не мог спать», деморализованный чувством очередного поражения от Запада, — Чжу был спокоен. На панели по ИИ в начале 2023 года он избегал любых похвал ChatGPT как техническому подвигу. Большие языковые модели, сказал он, «по-прежнему не дотягивают» до AGI, потому что они «не обладают способностью понимать человеческие ценности или соответствовать им».

Позже в том же году Мамфорд, профессор, который, по словам Чжу, изменил его жизнь, приняв его в Гарвард, отправился в Пекин, чтобы получить премию по математике . Ему было за 80, и он был на пенсии уже почти десять лет. Если бы не возможность «узнать, чем занимается Сон-Чун», сказал мне Мамфорд, он, вероятно, не отправился бы в эту поездку. Их связывала тесная связь, и они регулярно встречались в лаборатории Чжу в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. В кабинете Чжу в Пекинском университете хранится в рамке письмо от Мамфорда Чжу, в котором он пишет: «Я чувствую, что ты действительно мой интеллектуальный наследник».

Человекоподобный робот пожимает руку журналисту на форуме Чжунгуаньцунь в Пекине, март 2025 года.
Просмотреть изображение в полноэкранном режиме
Человекоподобный робот пожимает руку журналисту на форуме Чжунгуаньцунь в Пекине, март 2025 года. Фотография: VCG/Getty Images
Однако они не во всём согласны. В то время как Чжу в целом отвергал нейронные сети, Мамфорд увидел нечто глубокое в их математической структуре и хотел подтолкнуть своего бывшего ученика к переосмыслению своих взглядов. «Больше всего, — сказал мне Мамфорд, — я пытался донести, что, по моему мнению, для успеха BigAI необходима большая команда, работающая над методами глубокого обучения».

В Пекине Мамфорд прогуливался с Чжу по ручьям, ивнякам и мощёным дорогам кампуса Пекинского университета, а также обедал с семьёй Чжу. Затем Мамфорд настоял на своём. Друзья и студенты Чжу рассказали мне, что, похоже, это сработало – отчасти. Он позволил своим студентам экспериментировать с трансформаторами – самой передовой архитектурой нейронных сетей – в некоторых задачах. Исследователи, которые когда-то протаскивали нейронные сети в свои проекты, как контрабанду, говорят, что теперь могут использовать их более открыто. Чжу, «несомненно, самый блестящий студент в области компьютерного зрения, который у меня когда-либо был», – позже сказал мне Мамфорд. И всё же, «ему потребовалось много времени, чтобы понять, что глубокое обучение творит колоссальные вещи. Я считаю, что это было его серьёзной ошибкой».

Тем не менее, нейронные сети всегда будут играть ограниченную роль в представлении Чжу об ИИ. «Мы не отвергаем эти методы, — сказал мне Чжу. — Мы говорим, что у них есть своё место».

Однажды субботним мартовским утром Чжу пригласил меня на ежегодный технологический форум в Пекине, где компания BigAI демонстрировала свои новейшие технологии. По залу конференции скакал робот-собака, а зрители выкрикивали команды («Сидеть! Сидеть! Я сказал СИДЕТЬ!»). Неподалёку дети столпились вокруг тонкой механической руки, играя в стратегическую игру «Го». У главного зала гуманоидная женская голова с миндалевидными глазами безучастно смотрела в толпу. Когда посетители подходили, она сканировала их лица. Вскоре её силиконовая кожа начала дёргаться, искажая выражения лиц, имитируя их.

На прошлогоднем технологическом форуме BigAI представила виртуального гуманоидного ребёнка по имени ТонгТонг, который, как они надеялись, будет обладать способностями, которых не хватает большинству ИИ. Исследователи сходятся во мнении, что здравые интуитивные представления о том, как работает физический и социальный мир, являются одними из самых сложных для понимания нейронными сетями. Как недавно сказал Лекун: «У нас есть LLM, которые могут сдать экзамен на адвоката, поэтому они должны быть умными. Но с другой стороны, они не могут научиться водить за 20 часов, как любой 17-летний, они не могут научиться убирать со стола или заполнять посудомоечную машину, как любой 10-летний, за один присест. Почему так? Что мы упускаем?» ТонгТонг не был готов заниматься юридической практикой, но, похоже, он мог загружать посудомоечную машину. Он был разработан, чтобы имитировать когнитивные и эмоциональные способности трёх-четырёхлетнего ребёнка.

В этом году команда BigAI дебютировала с TongTong 2.0 , который, по их словам, обладает возможностями пяти-шестилетнего ребенка. На большом видеоэкране TongTong 2.0 принял форму анимированной девочки, играющей в виртуальной гостиной. В передней части конференц-зала инженер BigAI проводил живую демонстрацию возможностей TongTong. Когда инженер попросил TongTong поработать со своей подругой Леле, другим агентом ИИ, над поиском игрушки, TongTong, казалось, избегала областей, которые ее подруга уже обыскала. Позже, когда TongTong попросили достать пульт от телевизора с книжной полки, которая была вне досягаемости, она использовала подушку, чтобы придать себе дополнительную силу. (Поручая ChatGPT выполнение аналогичных задач, исследователи обнаружили, что он «неопытный решатель проблем, руководствующийся здравым смыслом». Чжу считает, что этот недостаток не из тех, которые смогут преодолеть системы глубокого обучения, такие как ChatGPT.)

На данный момент TongTong существует только как программное обеспечение, работающее в симулированной среде, а не как трёхмерный робот в реальном мире. После презентации BigAI объявил о нескольких партнёрствах с робототехническими компаниями. Ключевым испытанием для технологии Чжу станет её способность существовать как целостная система и при этом выполнять рассуждения и планирование, которым он придаёт такое большое значение.

иллюстративный коллаж с участием Джозефа Вайценбаума
Кошмары Вайценбаума: как изобретатель первого чат-бота выступил против ИИ
Читать далее
Перед презентацией Чжу вышел на трибуну в синем блейзере, чтобы выступить с программной речью. Он начал с противопоставления собственной философии ИИ тому, что он назвал «нарративом Кремниевой долины», о том, что ИИ может быть достигнут за счет больших данных и вычислительной мощности. Китайским СМИ, общественности и правительственным учреждениям продали ложный нарратив, который породил изобилие пустых китайских «институтов ИИ» и завышенные оценки стартапов, как он выразился в письменной версии речи, опубликованной позже. Одним из последствий этого неверного направления стало то, что он убедил китайцев в том, что они являются жертвами «удушающей хватки» Запада, или кабози , термина, который стал обозначать экспортный контроль США в Китай на высокопроизводительные компьютерные чипы. По мнению Чжу, ключевым фактором, сдерживающим прогресс ИИ, является не недостаточная вычислительная мощность, а ошибочный подход ко всей теме. То, что началось как академическая вражда, разгоравшаяся на конференциях и в рецензируемых журналах, теперь, похоже, переросло в эпохальное состязание за технологическое превосходство.

Чжу удивительно последователен в своих взглядах, но способ, которым он формулирует своё послание, менялся с годами. В его речи порой звучала риторика партийных чиновников, которые предупреждали не следовать за Западом в таких вопросах, как свободная торговля и права человека. Китаю, сказал Чжу, необходимо «отказаться от слепого следования» нарративу Кремниевой долины и разработать собственный «самодостаточный» подход к ИИ. («Чиновникам очень нравится, как он формулирует вещи», — сказал мне один из его бывших студентов.) И всё же за четыре встречи с Чжу я заметил, что он был больше увлечён своими интеллектуальными спорами, чем международным соперничеством между двумя странами, где каждый из них провёл ровно половину своей жизни. Ради своих амбиций он научился говорить на языке Коммунистической партии.

К тому времени, как я покинул двор дома Чжу, уже клонился к вечеру. Солнце уже скрылось за крышами, окрасив цветы магнолии в розовые тона. Чжу проводил меня до решётчатой ​​ограды, отмечавшей вход в его кабинет. Он хотел ещё раз подчеркнуть, что политика — не его мотивация. «Последние 30 лет я был сосредоточен на одном. Единой теории искусственного интеллекта. Развивать понимание. Это мой единственный стимул», — сказал он мне. Он снова упомянул о своих исследованиях с Мамфордом. «Гарвардско-Браунская школа» компьютерных наук, — гордо сказал Чжу. — «Вот чем мы здесь занимаемся».

Эта статья была поддержана грантом Центра Тарбелла